страница [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10]
                       [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20]
                       [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27]

[20]

XI. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ЙОНАТАНА

 С моря не дуло. А могло бы.

В два часа дня на месте топонимического объятия сиониста Макса Нордау с физиком Леонидом Мандельштамом было безлюдно. Апрельская жара набрала такие обороты, что даже самые закаленные аборигены не решались высунуть нос на улицу. Ни прохожих, ни велосипедистов, ни старушек с собачками.

Атмосфера отсутствовала. Проехал оплавленный автобус. На груду строительного мусора прилунилась потная ракша. Оставила вымпел и улетела.

Если бы не обрывки музыки да повизгивание детей за окнами домов, можно было подумать, что на город упала нейтронная бомба. Котлован, как умел, дополнял это сослагательное наклонение.

Какая уж тут свадьба!..

На противоположной стороне улицы, в герметично закупоренной забегаловке-стекляшке сидел пенсионер Моисей Фейн и поедал бурекас с творогом. Я опрометчиво махнул ему рукой, но он, слава богу, меня не узнал.

Небо было однородно-синим, сантехнически чистым, без единого изъяна. Солнце висело в зените, лишая пейзаж всякой надежды на тень.

Я страдал. Не столько от жары, сколько от собственного любопытства, притащившего меня в это пекло. Причем за четверть часа до назначенного в дурацкой записке срока.

Строительный забор уже успели залепить плакатами и самопальными объявлениями с бахромой телефонных номеров.

«Частная клиника «Служба вашего тыла». Лечение геморроя без оперативного вмешательства».

«Рекламное агентство «Жерминаль». У нас – самые адекватные промоутеры».

«Возникло желание похудеть? Целительница Нона поможет – сами себя не узнаете!»

С плаката партии Ликуд приветливо улыбался Арик Шарон. С другого плаката покойный раввин Элиэзер Шах, запечатленный фотографом за несколько лет до смерти, году эдак на сто втором, показывал верующим средний палец.

Ночной клуб «Великий оттяг» приглашал юношей и девушек на «обалденное шоу с участием звезд российского классического стриптиза». «Студия «Си» скромно предлагала заняться аэробикой.

В Рамат-Авиве сдавалась комната с мебелью и соседом. Продавалось пианино «Кузбасс» «в хорошем состоянии, после настройщика».

Купить,что ли?

«Внутренняя рецензия – она как Внутренняя Монголия: сплошные китайцы и скотоводство. Тем не менее, кому-то же нужно заниматься вещами высшего порядка, невзирая на однообразие Ойкумены.

В данном случае мы имеем дело с совершенно сложившимся поэтом, мыслителем и бунтарем. Зададимся для проформы элементарным вопросом: что такое поэт? Поэт – это, в первую голову, цельность. В случае с объектом нашего отзыва Симеоном Камаловым мы обнаруживаем цельность настолько яркую, что хочется зажмурить глаза и не дышать.

Из разных весей и столиц
В родное бытие
Взошло так много новых лиц
И среди них – мое. 

Вслушайтесь, как не совсем традиционное «ё» в перекрестной рифме добавляет этой строфе поспешной интимности. Такие вдохновенные слова мог написать только большой поэт, мыслитель и бунтарь, чуткий к самым потаенным движениям души.

Что отличает нашего автора от немногих прочих? Бедность внутреннего мира? Неряшливость стиля? Нищета языка? Тривиальность мысли?

Нет, нет и еще тысячу раз нет! Самобытность! Вот самое точное определение образа автора, подобия которому в современном литературном мире, пожалуй, не найти.

Свои университеты Симеон Камалов проходил в далеком горном селении на Северном Кавказе. Отсюда полная лексическая и семантическая эклектика, рождающая в каждом его произведении – да что там! – в каждой строке целую ораву разноречивых, если вдуматься, смыслов, порою смешных, а порою – не очень.

Некоторые, с позволения сказать, специалисты, спешат с выводами, называя Камалова графоманом. Это ошибка. По трем существенным причинам. Во-первых, настоящий графоман, как правило, грамотен. Во всяком случае, по чистописанию и орфографии у него были четверки с плюсом. Во-вторых, графоман хотя бы слегка начитан. Он знает, к примеру, что Лев Толстой был сиятельством – в сугубо переносном, конечно, смысле. А Камалов этого не знает. В-третьих, графоман психологически настроен на всемирную славу, чего о Камалове никак не скажешь – его желания куда скромнее, а дерзания заканчиваются там, где начинаются гонорары. Вот вам еще одна уникальная особенность этого литератора – определенная практическая жилка.

Ни одно из включенных в рукопись стихотворений не нуждается в редактуре. Только безумный редактор может решиться на исправление таких, к примеру, строк:

Бросай, еврей, балкон и ванную,
Где ты терзался до сих пор!
И на Землю Обетованную
Скачи, еврей, во весь опор!.. 

Эти строки живо свидетельствуют, с одной стороны, о душераздирающей тоске галутного джигита по своей исторической родине, а с другой – о растущем высоко в горах еврейском самосознании, несмотря на ослепительные снежные вершины, жирных баранов и чистый воздух.

Особенно подкупает в предложенной рукописи любовная лирика, насквозь пронизанная безнадежным желанием выразить свои чувства словами.

Весь окутанный шкурой львиной,
На охоте что взял живьем,
Я сойду на тебя лавиной
И скажу тебе: «Ну, споем?!» 

Редкая птица, не говоря уже про рыбу, способна с такой невероятной экспрессией высказать самое сокровенное предмету своей любви. В примечании к этому опусу автор пишет, что под возлюбленной здесь подразумевается «Россия со всеми ее хребтами и впадинами», а под львиной шкурой – «Пятикнижие Моисеево». То есть поэт, сам того не подозревая, заявляет вслед за многими авторами Серебряного века: «Давай, дескать, Россия, споем мою задушевную еврейскую песню, а потом поскачем на лихом коне к себе в Париж!»

Гражданская позиция автора многослойна и полифонична, что создает иллюзию полного ее отсутствия. В частности, потому, что не совсем ясно, гражданином какой страны он себя полагает. А ведь так и должно быть! Ведь истинный поэт – он, однако, гражданин всего Земного шара, если не его председатель!

И последнее, что хотелось бы отметить в этой краткой служебной записке. Поэт Симеон Камалов не бреется по утрам, не моет руки перед едой, а на публике сморкается и чешется. Учитывая вышеизложенные факты, есть смысл рекомендовать его рукопись к изданию министерству абсорбции и передать весь тираж еврейским организациям для распространения в отдаленных кишлаках Северного Кавказа и других не менее уважаемых горных массивов».

[к странице 19] [ к содержанию романа ] [к странице 21]