страница [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10]
                       [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20]
                       [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27]

[10]

VI. СИБИРЬ И АДА 

– Какие вычурные формы! – говорит Ада, рассматривая китайский фаянсовый чайничек – мой подарок. – Если ты меня бросишь, я его разобью.

На пузатом борту этого сосуда разноцветной глазурью исполнен роскошный огнедышащий Змей Горыныч с берегов Хуанхэ.

– Не зазнавайтесь, юноша, – отвечаю я. – Нет в мире чувства, прочнее этого фаянса.

Она действительно похожа на юношу – стройная, легкая, порывистая, с короткой рыжей стрижкой. Если я ее брошу, она как пить дать расколотит чайник вдребезги...

Назовем эту сценку «Убить дракона»...

В губернском городе NN., в каких-нибудь двух-трех тысячах километров от Урала, по ту, обратную от Кремля сторону, погоды стояли чудесные – именно такие, о которых мечтает каждый культурный израильтянин, по милому еврейскому счастью прожигавший свою далекую и никчемную юность в Сибири.

– Лета мы не дождемся, – сказал таксист, полный, усатый, средних лет мужчина, одетый как-то по дачному – в вельветовую куртку, джинсы местного значения и китайские кеды. Мы совершали пятичасовой переезд из губернского города NN., счастливого обладателя международного аэропорта, в уездный город N. – цель моего визита.

– Зима была идиотской, – продолжил таксист, – и лета нет. За что нам такое наказание?

Об отсутствии лета свидетельствовало переменчивое небо, испачканное неровными мазками сиреневых перистых облаков, относительная прохлада – чуть ниже 20 градусов по Цельсию – и эпизодический, скорый на руку дождик. Дышалось глубже и вольготней, чем под самым современным кондиционером. Хотелось быть высокомерным, но не моглось...

– Ни тебе искупаться, ни позагорать!.. – вздохнул таксист. – Грибов, правда, полно. И ягоды тоже. Но это слабое утешение – у нас всегда такого добра невпроворот...

Последняя зима в этих краях, действительно, выдалась на редкость холодной. Несколько недель температура воздуха не поднималась выше минус сорока, порой доходила до пятидесяти. По свидетельствам очевидцев, лопались не только трубы отопительных систем, но и кожа на ушах некоторых пижонов – признак действительно серьезного в этих широтах мороза.

Когда-то, лет, наверное, двадцать пять назад прочитал я в одном из советских научно-популярных журналов, что к 20-м годам XXI века в Западной Сибири установится самый благоприятный на планете климат. «Это будет новая Швейцария!» – такое беспримерное по смелости сравнение позволил себе автор статьи. Я поделился этим воспоминанием с таксистом. Его реакция была по-сибирски скупой и точной:

– Всю жизнь нам про нас врут, – сказал он.

«И нам про нас тоже», – подумал я, с удивленным удовольствием вдыхая, нюхая, обозревая, ощущая каждой порой своего лица характерические, как сказал бы Гоголь, приметы отсутствия лета.

...Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор. Попадались вытянутые в снурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с разными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников...

В отличие от Павла Ивановича Чичикова, колесившего на видавшей виды бричке по средней полосе России в первой половине позапрошлого века, я трясся на «жигулях»-шестерке, наблюдая за окном несколько иной, сибирский, хотя и чем-то похожий на гоголевский пейзаж.

По обочине дороги бежал разнообразный лес. То сосновый бор – пронизанный светом частокол стремительных розовых стволов, которые в прежние времена называли мачтовыми, то белый в крупную черную крапину березняк, то стального цвета осинник, то хвойное столпотворение лиственниц, кедров, елей, пихт...

Вдоль однорядной дороги, покрытой шершавым, времен Ермака асфальтом и гордо именуемой трассой, пролетали вытянутые в снурку деревеньки, дикие пыльные кусты, ромашковые поляны и непременные канавы, заполненные стоячей, подернутой желтоватой ряской водой, мелькали изъеденные временем синие аншлаги с некогда белыми надписями. На одном из них было написано: «Ручей Ум».

– А где же честь и совесть? – спросил я.

– Тю-ю-ю-ю!.. – протянул таксист, явно не распознав ход моих мыслей. – Кому на Руси жить хорошо? Нефтянику, энергетику и вору. Ну, еще, наверное, губернатору с мэром, потому что они с нефтяниками, энергетиками и ворами в одной каталажке выросли. А простой люд спасается каждый по-своему. Большинство пытается примазаться к тем, у кого бабки. Остальные воруют по мелочам, торгуют, мухлюют...

– Вы тоже?

– А то как же! У меня китайский ларек на центральном рынке. Сын привозит, жена продает...

Китайский ларек – предел мечтаний городского плебса. Вожделенный прилавок в людном месте, самодеятельная витрина, набитая узкоглазым и плосколицым ширпотребом – китайским, корейским, тайваньским, вьетнамским. Длинная цепь узкоглазых и плосколицых посредников из Казахстана, случайная клиентура, гвалт, толкотня. О, колготки и босоножки, бижутерия и трусы! О, туалетная вода из Гуанчжоу! О, несравненный комплект постельного белья! Лариса Сергеевна, кандидат географических наук, а ныне – человек-кассир! Отправляйте поскорее свой фургон в Караганду!..

«Уважаемый Роман!

На Ваш запрос относительно имени Ада отвечаю справкой из недавно изданной под моей редакцией Энциклопедии библейских имен.

Ада – второе после Евы женское имя, упоминаемое в Библии, переводится как «украшение». В детстве эти малышки доставляют много беспокойства родителям и воспитателям: они импульсивны и упрямы, часто болеют, у них слабые легкие и горло, неустойчивая нервная система. Учеба им дается нелегко.

Несколько мужской характер Ады с возрастом почти не меняется: она так же импульсивна, упряма и смела. Добивается своих целей не только пробивной способностью, но и большим трудолюбием. Пользуется успехом у молодых людей. С собственной матерью у Ады отношения не складываются.

Судьба Ады нередко бывает трудной. Несмотря на явный успех у мужчин, с которыми она дружит охотнее, чем с женщинами, замуж ей выйти трудно и брак чаще всего оказывается неудачным.

Первый брак у них недолговечен, в браке, как правило, рождаются девочки. Это не «домашние» женщины. Они ненавидят и не умеют готовить, зато живут богатой духовной жизнью, любят театр, балет, фигурное катание и сами очень пластичны. Часами могут болтать по телефону, утром не прочь подольше поваляться в постели.

Эти женщины любят одеваться необычно, экстравагантно, увешивать себя блестящей бижутерией, предпочитают черный и оранжевые цвета. Они непоседливы, охвачены страстью к перемене мест, норовят покомандовать другими. В целом же это добрые люди.

По профессии они адвокаты, музыканты, парикмахеры, тренеры, бухгалтеры. Женщинам с нелегкой личной судьбой, каковыми в большинстве случаев являются Ады, подойдут в мужья Кирилл, Егор, Барух, Олег, Роман, Элиягу, Никита, Лев, Зоар, Герман, Шимон. Им нужно быть очень осмотрительными, выходя замуж за Эфраима, Станислава, Зиновия, Кима, Юваля, Руслана, Ури, Владислава или Артема».

А вообще-то Ваш интерес к этому имени, как мне кажется, продиктован вовсе не праздным любопытством. Я прав? Вы, вероятно, встретили женщину существенно моложе Вас и влюбились в нее, как Азр. Предупреждаю Вас, Голбин: ничего хорошего, кроме плохого, из этого не выйдет. Хватит с Вас блуда! Возвращайтесь в Израиль. Здесь Ваше место. Под солнцем».

С уважением, Леонтий Ферд»

Не успели мы проехать замечательный ручей Ум, как из низенькой деревянной будки, напоминавшей деревенский туалет-сироту, неожиданный, как заяц, выпрыгнул инспектор транспортной милиции и махнул своей волшебной палочкой.

– Эх-ма! – сказал таксист, неохотно – чтобы не особенно унижаться – притормаживая. – Я и запамятовал, что у них тут новая кормушка...

Он проехал еще метров пятьдесят, остановился, выдержал паузу минуты в две, достал из бардачка документы, затем медленно вышел из машины и вразвалочку побрел навстречу судьбе. В зеркало заднего обзора я видел, как медленно сходились они, будто Пушкин с Дантесом, сошлись, наконец, прислонились плечом к плечу, склонили разные головы, рассматривая бумаги таксиста, тихо поговорили, мирно помахали руками (милиционер назидательно, таксист – сокрушенно) и двинулись в сторону будки.

Мой селифан отсутствовал минут двадцать. За это время я стал свидетелем удивительной картины. Метрах в двадцати впереди меня остановился чумазый, но все еще шикарный «мерседес» – тот самый пресловутый «шестисотый», о котором мечтает каждый юноша бледный со взором горящим. Из машины вышли два колоритных персонажа. Первый – немолодой, лысоватый, покрытый густым, явно не местным загаром, в добротном костюме-тройке и почему-то в китайских кедах. Второй – попроще, нечто среднее между парнем и мужиком, хмурый, небритый, похмельный, в синем рабочем комбинезоне, коротких резиновых сапогах и кожаном фартуке. Из багажника они извлекли длинный ржавый мангал, станину и картонный ящик, весь в жирных пятнах. Мангал был установлен возле дороги – по другую сторону от будки инспектора. Пожилой маоист залез в машину и укатил, а молодой начал разводить огонь...

– Не вздумайте есть шашлыки, – сказал запыхавшийся таксист, вернувшись за баранку.

– Почему?

– Собачатиной накормят.

Мангалов вдоль трассы было больше, чем советских верстовых столбиков. Кроме этого, почти на каждом сарае, на каждой придорожной стайке-развалюхе можно было прочитать какую-нибудь кулинарную надпись, иногда выполненную профессиональным маляром, а иногда – явно нетрезвой рукой кустаря, жидкой краской или белилами. Вот некоторые из этих шедевров граффити: «Сибирская еда», «Горяченькое», «Щи, рассольники, борщи», «Кафэ «Икспрес», «Усбекская кухня», «Сибирские пилемени» и так далее.

– Все на борьбу с общепитом! – сказал я.

– Ага, – ухмыльнулся таксист. – В деревне нынче заработка нет, некому оплачивать крестьянскую работу. Но не сомневайтесь, ни в одном из этих заведений деревенской пищи вы не найдете.

– Как так?

– А так. Все продукты, начиная от молока и кончая мясом и хлебом, привозятся из города.

– Но откуда они берутся в городе?

Таксист хмыкнул. «Вопрос по-русски риторический, из разряда неразрешимых», – мысленно согласился я.

Кроме шашлыков, трасса торговала свежими грибами (при ближайшем рассмотрении, задыхаясь от давно забытого запаха, я обнаружил в пластиковых ведрах лисички, рыжики, подосиновики, маховики и, конечно, белые – классические белые грибы, здоровые и крепкие, каждый из которых мог бы служить первоклассной иллюстрацией для любого грибного атласа), лесной и огородной ягодой (черника, голубика, черная смородина, кислица, малина, клубника), свежими и малосольными огурцами, а также – чтобы, очевидно, углубить картину парадоксом – арбузами, дынями и бананами.

Хотелось быть равнодушным, но не моглось.

– Что наше доблестное ГАИ? – спросил я у таксиста.

– Побираются, – ответил он с явным состраданием в голосе. – Да это и понятно: зарплата у них мизерная, ее не то что проешь, прокуришь за неделю. Вот и трясут нашего брата почем зря.

[к странице 9] [ к содержанию романа ] [к странице 11]