повесть

страницы [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13]
                  [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23]

[24]

      XXIV.     

    Локс очнулся утром, неизвестно в котором часу, с чугунной головой, каменным телом и глиняными ногами. Поднявшись с кровати, пошатываясь и отдуваясь, он медленными механическими движениями содрал с себя бабочку, жилетку, рубашку, брюки, туфли, носки, трусы –  и долго стоял под холодными струями душа. Выключив воду, он ступил на кафельный пол и взглянул в лицо незнакомца с ввалившимися щеками, воспаленными губами и затянутыми паутиной красных похмельных прожилок белками глаз. Просушив этому чужаку волосы и лицо мягким вафельным полотенцем, Локс вернулся в комнату, тяжело облачился в костюм, пошарил взглядом по руинам на столе, отыскал недопитый бокал, выдохнул, допил и повлекся к двери.

Лифт доставил его в пустынный неухоженный холл. У стойки регистрации был свален какой-то строительный мусор, на полу валялись картонные квадратики с надписью "Hotel "Velouchi" – For Sale". На одном из них отпечатался след рифленого башмака.

У входных дверей на деревянном поддоне лежали сложенные в стопки ярко-рыжие облицовочные кирпичи с пошловатым декоративным рельефом на торцах.

Локс приоткрыл дверь, вышел на крыльцо и сразу же промочил ноги по колено. Он опустил глаза и увидел, что стоит в белесом прохладном теле приблудного облака. Оно колыхалось под его ногами, тыкалось розоватой телячьей мордой в ступени и безглазо просило хотя бы прикосновения, хотя бы мимолетной человеческой ласки.

Локс потрепал его за влажную холку и вернулся в отель. За стойкой перебирал бумаги портье-скандинав, одетый в поношенный гражданский костюм. Он бросил на Локса равнодушный взгляд и деревянным голосом сообщил:

– Ваш номер оплачен до полудня. Все остальные уже выехали.

– Что? – переспросил Локс.

– Ничего, – хмуро ответил портье. – Собирайте манатки, говорю. Вы тут один остались. Мы закрываемся на ремонт...

– А-а-а, – протянул Локс. – Понятно...

Он поднялся в номер, постоял посреди комнаты, думая о манатках, которые должен собрать, присел на краешек разоренной кровати, опустил голову в ладони, замер, но вдруг решительно поднялся и вышел.

...Силуэт отеля замутился быстро, а потом и вовсе исчез в розовато-белесой дымке.

Локс шел по каменистой дороге в гору в своем сиреневом с элементами фиолета костюме. Шел наобум, влекомый какой-то настойчивой инерцией, которая никак не истощалась. Шел почти вслепую, запинаясь о камни и задыхаясь от пыли.

До смотровой площадки, с которой открывался изумительный вид на Кремастон, было километров десять-пятнадцать. Навстречу изредка попадались приветливые крестьяне. Некоторые из них кланялись, другие желали Локсу приятной прогулки.

Когда-то он преодолевал этот путь на джипе, и теперь шел, полагаясь, скорее, на инстинкт, чем на память. Солнце палило нещадно. Рубашка на спине и подмышками намокла от пота. В туфлях хлюпало. Несколько раз его путь пересекали бойкие ручейки, он ложился всем телом на землю и до ломоты в зубах пил ледяную воду. Затем поднимался и снова шел. На одном из поворотов дороги он запнулся о камень и упал, больно ударившись плечом и разодрав рукав пиджака.

В мозгу теснились какие-то мусорные мысли – о неоплаченных счетах, о сгоревшем электрочайнике, о потерянных ключах от какого-то "фиата", о беззаботной белке, которой все нипочем.

Он шел как сомнамбула, не различая ни времени, ни пространства, ни цветов, ни запахов. Он просто знал определенно, что у него нет никаких других обязательств, кроме как идти по этой пыльной дороге не останавливаясь и без оглядки.

Солнце уже перекатилось через зенит, когда Локс, одолев очередной подъем, вывалился из-за поворота и далеко внизу, в жирно переливающемся полуденном мареве увидел озеро. Сверху оно было похоже на голубокрылую бабочку с белым телом или на Чио-Чио-сан в голубом платье легчайшего газа, перетянутом в талии узким серебряным шнуром – так виделся с высоты длинноногий бетонный мост через Кремастон.

К смотровой площадке, отгороженной от пропасти рассохшимися бревнами на сваях, вела извилистая тропинка. Локс начал спускаться. Ноги предательски подгибались, временами он приседал на корточки и цеплялся руками за камни, чтобы не упасть. Наконец, он спустился, перебрался с тропинки к невесть откуда взявшейся молодой сосенке, растущей под скалой, и устало присел, опершись спиной о ствол.

По площадке бродили несколько разношерстных туристов, очевидно, собранных в одну группу случайным и частным образом. Вооруженные биноклями и фотоаппаратами, они смеялись, переговаривались между собой, то и дело указывая друг другу на разные детали окрестностей. Потом они решили сфотографироваться на память и расположились у бревен ограждения. В центре стояла высокая красивая женщина европейской внешности в джинсах, спортивной майке и легком шелковом платке. Перед ней, притершись затылком к ее животу, уместилась девочка с веселым белокурым лицом, в кепочке, спортивной курточке и шортиках. В руках она держала большой фиолетовый цветок неизвестного происхождения, время от времени нюхала его и кокетливо закатывала глазки от удовольствия. Рядом с женщиной пристроился пожилой господин, сухой и строгий, в соломенной шляпе с высокой тульей и темных очках, а с другого края – обнявшись, девушка и парень, инородно чернявые и узкоглазые.

– Внимание, снимаю! – крикнул стоявший спиной к Локсу крупный обритый наголо сутулый мужчина в полосатой майке хоккейного арбитра – вероятно, шофер или гид.

– Готово! – провозгласил он через секунду и двинулся к туристам демонстрировать снимок на экране цифрового фотоаппарата.

Локс поднял лицо к небу. Оно было свободно и ослепительно. Он коротко вздохнул, притерся к стволу дерева ушибленным плечом, улыбнулся, погасил свет и спекся.

Туристы направились наверх, к автомобильной стоянке, и девочка, проходя мимо спящего под деревом Локса, грязного, оборванного и жалкого, положила ему на колени свой фиолетовый цветок.

январь – июнь 2009 г.

[к странице 23] [к началу текста]