повесть

страницы [1] [2] [3] [4] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14]
                  [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24]

[5]

       V.     

    – Как тебе удается удерживать себя в форме? – удивлялся Додик Шостер. – Стройный, подтянутый, расправленный весь какой-то – ни единой складки. А? Ты же сиднем всю жизнь сидишь!

Это была метафора поэта-песенника. То есть, вранье в чистом виде – Локс никогда сиднем не сидел.

– Все просто, Давид, – отвечал он. – Во-первых, живи в атмосфере ненависти и нелюбви. Тебя должны отторгать, тобой должны брезговать. Во-вторых, обрети ощущение, что живешь на птичьих правах. Это важно, поскольку добавит в твое существование решающий орнитологический элемент – элемент духовного бомжевания. В-третьих, пища, которую ты потребляешь, должна быть противна твоим вкусам – настолько, чтобы ел ты ее только из необходимости утолить голод. В-четвертых, воспитай в себе тягу к забытью, которая заставляла бы тебя, к примеру, выходить из дома и бегать до одурения или пить беспробудно, пока из головы и сердца не выветрятся все сожаления по поводу твоей незадачливой жизни. В-пятых, ты должен много писать, но обязательно плохо – так плохо, чтобы тебя тошнило, чтобы ты ежечасно ощущал себя круглой бездарностью. И, наконец, у тебя не должно быть женщины. Ни единой. Кроме, разумеется, небесной невесты или, в мирской коннотации, музы. Вот так, Додик! Совокупность этих легко выполнимых условий и приведет тебя в хорошую физическую форму. Люди такой закалки особенно выгодно смотрятся за роялем, на велотреке и в гробу...

Теплейший семьянин Шостер ежился и содрогался, а когда Локс замолкал, произносил обреченно:

– Ты ходячий самоубийца, Антон. Как тебе не совестно!

Такие выражения очень веселили Локса.

– А быть премьер-министром не совестно? А космонавтом? А штурманом дальнего плавания? А солдатом срочной службы? Кроме того, заметь, что самоубийцей с полным основанием можно назвать только того, кто убил себя до конца. То есть – перестал жить. Исключения бывают только в литературе: живой труп, например, или человек без свойств...

– Все это чересчур плоско и неправдиво, – сетовал Шостер.

– Конечно! – радовался Локс.

Он уважал плоскости и не жаловал объемы. Море ему не нравилось из-за кудряшек. Он часто мечтал об уединении в собственном пространстве, ограниченном плоскостями стен. "Стена, – рассуждал он, – вещь крайне необходимая. И как предмет любования, и как предмет прислонения".

"Ничего лишнего, – грезил Локс о собственном очаге. – Ни единой безделушки. Просторная зала и три поверхности – подвижная (комнатный рояль), зеленая (бильярд) и стеклянная (письменный стол)".

За ободом поляны послышалось бурчанье автомобильных двигателей. Показались три семенящие друг за другом легковушки – большая компания приехала на пикник.

"Пора уходить", – решил Локс, поднялся и тут же рухнул на скамью от пронзившей плечо боли.

– Вопрос о том, боитесь ли вы смерти, третьестепенный, – заявил Барон. – До встречи с ней мало кто по-настоящему ее боится. А первостепенный вопрос таков: способны ли вы кого-нибудь убить?

– Убить? – переспросил Локс.

– Ну да! Сократить, лишить жизни, уничтожить, стереть с лица, аннигилировать, кончить, урыть!.. Какой эвфемизм вас больше устраивает?

– Способен, – выдохнул Локс горячо и уверенно.

– О ком вы сейчас подумали? – поинтересовался Барон.

Локс действительно подумал о ком-то, но сразу же забыл, о ком, и теперь тщетно пытался вспомнить.

Из автомобилей шумно вываливались толстые люди. Они весело кричали по-русски и неотвратимо заполняли пространство поляны телами и звуками. Толстые мужчины открывали багажники и доставали оттуда снаряжение, выпивку и снедь. Толстые женщины встряхивали клеенчатые скатерти, подозрительно косясь на Локса и его друзей. Толстые дети с визгом гонялись за толстым бассетом, на шее которого вместо ошейника болталось розовое, цвета бабьих панталон, кружевное жабо.

– Надо двигаться, – сказал Барон. – Мы им мешаем...

Мито и Аи, как заводные, кинулись собираться – и мгновенно упаковали все до последней мелочи. Локс поискал глазами винтовку и не нашел – она то ли исчезла, то ли ловкий ниндзя скатал ее в трубочку и положил в карман.

– Едем! – крикнул Барон, поднялся, взял одну из сумок и зашагал  прочь. Японцы навесили на себя остальную поклажу и, не оглядываясь на Локса, вприпрыжку кинулись за командором. Через минуту их след простыл.

Локс окинул взглядом перенаселенную поляну, на которой, как на Бородинском поле перед битвой, вовсю шло строительство редутов, оценил угрозу в образе квадратной женщины в халате и фартуке, двигавшейся хищной походкой оккупанта к его столу, легко перекинул ноги через скамью, поднялся, поводил плечами и поддернул молнию на своей куртке.

[к странице 4] [к странице 6]