повесть

страницы [1] [2] [3] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14]
                  [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24]

[4]

      IV.     

     На поляну вышли два солдата и лейтенант с короткоствольными М-4 за плечами.

– Патруль, – протянул Барон индифферентно.

Японец приподнял край своей трикотажной майки и сунул под нее ствол винтовки, а девушка набросила на плечи Локса его фиолетовую куртку с пока еще влажным, тщательно простиранным и заштопанным неизвестно когда плечом. Легкие руки девушки остались на локсовых ключицах.

Патруль пытливо осмотрел поляну, ни коим образом не акцентируя внимания на сидевших за столом. "Выучка, – подумал Локс. – Не волнуйся, враг, я тебя не вижу... А потом бац – и  врасплох..."

– Все в порядке? – спросил офицер, обращаясь к деревьям.

– В полнейшем, – ответил за деревья Барон. – Даже лучше... Хотите попить, ребятки? – он указал на бутылку с минеральной водой.

– Спасибо, в другой раз, – отказался офицер, мельком глянул на Аи и сразу же позавидовал Локсу.

"Она тебе не по плечу, лейтенант", – подумал Локс о своем плече.

Военнослужащие пересекли поляну и исчезли за деревьям. Мито принялся выпутывать из-под майки ствол винтовки. Получалось у него не особенно ловко. Барон отсутствующе смотрел в свой стакан.

– Как же насчет экспедиции? – напомнил Локс.

– Что? – очнулся Барон. – Какая экспедиция? Куда?

Локс растерялся, но Аи погладила старика по полосатому рукаву и взглядом призвала сосредоточиться.

– Ах, да! – спохватился он. – Экспедиция. Конечно, конечно... А позвольте спросить вас, друг мой Локс, как вы относитесь к смерти?

Локс опешил. Прямота такого вопроса и легкость, с которой он был задан, по его представлениям, как-то не соответствовали теме.

– В каком смысле? – спросил он.

– В прямом. Любите ее? Отвергаете? Не верите, что она придет? Зовете вечный покой? Страдаете от несуразности этого мира, видя обреченное на нищету достоинство, ничтожеств, процветающих в блеске и достатке, попранную наивность, позолоченные почести, поруганную добродетель, оскорбленное совершенство и силу истинного духа, попираемую хромой властью?

– Tired with all these, from these would I be gone, – неожиданно встрял Мито. – Save that, to die, I leave my love alone.

– Это, кажется, известная шекспировская банальность? – пробормотал Локс.

– Совершенно верно! – кивнул Барон. – Так как же вы относитесь к смерти?

– Я – человек непрактичный, – сказал Локс, подумав.

– То есть, не верите в то, что умрете? Я правильно понял?

– Пожалуй...

– Самонадеянность?

– Скорее, дефицит фантазии, – Локс взял бейсболку за козырек и покрутил ее на голове. – Легко могу представить себя в могиле, но только живым.

– Все-таки допустим на минуту, будто вы умерли. Что тогда?

– Гм... – протянул Локс задумчиво. – Думаю, что никто обо мне не скажет: "Знаете, каким он парнем был?" Потому что ни один человек на свете не имеет ни малейшего представления о том, каким я был парнем.

– А вы сами?

– Я тоже. Впрочем, сам я кое-что сказал бы на собственных похоронах. Покойный, сказал бы я, отличался от окружавших его людей лишь тем, что они знали, как жить, а он не знал. Легче ли ему оттого, что их знание было ложно, а его незнание – истинно? Ведь именно оно, это незнание, и привело к тому, что везде и всегда он был разным, и никогда – собой. Он рано утратил представление о том, какой же он на самом деле, и прожил жизнь под другими личинами, так и не удосужившись стать личностью. Таким людям земля не может быть пухом, поскольку это тело вряд ли способно оказывать на что-либо физическое, не говоря о духовном, давление. Поэтому и наша общая утрата будет легкой, мимолетной, без привкуса горечи. И в этом – единственный повод для благодарности усопшему... Проблема, собственно, упирается в бессмертие. Если при жизни никто его не узнал, значит, никто и не познал. Он умер непознанным. Не прошел, так сказать, верификацию. А это значит, что ни у кого не осталось о нем воспоминаний необщего характера. Он исчез насовсем, бесследно и безвозвратно. Не только дематериализовался (в смысле червей, скелета и тлена), но и демеморизовался. Жалко ли было ему уходить? Пожалуй, нет. Не мог он жалеть о том, что не завершил свою миссию, поскольку не успел ее обрести. Он был порожней, случайной и необязательной рассылкой, которая уничтожается вкупе с упаковкой, даже не будучи распечатанной. И посему позвольте мне с облегчением завершить этот энкомион известной электронной фразой: "Ура! Спама нет!"

– Понятно, – протянул Барон. – Значит, на избавление не надеетесь.

– Избавляться не от чего, – пожал здоровым плечом Локс.

– Легкий вы человек, – пробормотал Барон, и в его голосе послышалась тихая зависть.

Закричала ворона. Локс очнулся. Он сидел один за пустым столом, загаженным птичьим пометом и присыпанным сдвоенными сосновыми иголками, напоминающими куриные косточки желаний. Вокруг не было ни души. Из мусорного бака торчало горлышко пластиковой бутылки. В продолговатом мангале с проржавевшими стенками росла трава. Ветер гонял по поляне кусок фольги. Больше ничего не двигалось. В небе висел глухонемой "боинг". Отбившееся от стаи облако также имело место.

Локс вздохнул, выпрямился, крутанул головой, сделал несколько гимнастических взмахов руками и поддернул молнию на своей фиолетовой куртке.

[к странице 3] [к странице 5]