|
|
[1] Пролог Жили-были старик со старухой. Было
им по двадцать два года. Как-то раз нашли они в капусте маленького мальчика
Мулю. Нашли и усыновили. Поначалу Муля усыновляться не
хотел. Орал как ошпаренный. Но узнав, что у старухи в сундуке спрятан золотой
желудь, решил рискнуть. Как-то ночью, когда старик и старуха крепко спали, Муля
выбрался из своей колыбельки, вытащил из ящика дедову фамильную фомку, взломал
сундук, отыскал золотой желудь и был таков. Недолго горевали старик со
старухой. Да и о чем тут горевать! Таких вертопрахов как Муля под каждым
капустным листом по десятку. Да и желудь был не золотой, а настоящий. По паспорту он значился
Александром. Жена звала его Санчиком. Мать - Мулей. Бабушка Фрида - засранцем. Муле было двадцать семь. Его
обожаемой мамочке - сорок девять. Бабушке Фриде - шестьдесят восемь, но винить
ее в этом никто не осмеливался. 2.
Семья Кроме собственного отца и жены,
Муля имел родственников только по материнской линии и только женского полу. И
ничего. Как-то притерпелся. Правда, до первого бритья стеснялся, когда его
называли единственным мужчиной в семье. Думал, шутят, подначивают. "Какой
я мужчина, - разглядывал он себя в трельяже. - Вот бабушка Фрида - это
мужчина!" 3.
Окружающая среда Место проживания Мулиной семьи
значилось на областной карте как шахтерский городок Коксуйск. Там росли
подсолнухи с коричневыми листьями и гигантскими семечками, дымила четырьмя
трубами аглофабрика, все воробьи припадали на правую лапку, а зимой с неба
падал желтоватый кислотный снег. Через город вяло текла речка Коксуйка, в
которой пацаны умудрялись ловить жирных пескарей-мутантов, падких на
пропитанную машинным маслом паклю. Уха получалась горькая и горела синим
пламенем, как пунш. Коксуйцы были настоящими провинциалами, то есть людьми
простыми и неприхотливыми. Жили, как придется. Утром ели суп с лапшой, вечером
- с фрикадельками, а по праздникам ходили на демонстрацию, пьянствовали и
дрались. 4.
Золотые часики Когда Муля был маленьким, он
выкрал из бабушкиного комода старинные золотые часики и выбросил их с балкона.
Скандал был неописуемый. Бабушка рухнула в обморок. Покойный дедушка Иоанн,
известный в городе стахановец, заявил, что Муля подкидыш, потому что его,
Иоанна, дочь никогда бы не родила такого урода, позорящего шахтерскую славу
фамилии. Единственным интеллигентом в семье
был отец Мули Виктор Викторович Виктюков, человек безродный, хотя и
преподаватель истории в средних классах. Он заслонил Мулю от гнева
родственников и принял весь удар на себя. Сначала удар дедушки, затем удар
судьбы. Дедушке он дал сдачи, а судьбе не стал. Бабушка Фрида потребовала от
дочери немедленного развода. Виктор Викторович был человеком покладистым и
сразу согласился. Хотя и с большим сожалением, потому что немножко любил жену и
сына. Но это ему не помогло. Стоило только взглянуть в его интеллигентские
глаза, чтобы понять, что на бабушкины золотые часики ему наплевать совершенно.
Мог ли такой иуда оставаться в семье? Конечно, не мог. Муля имел примечательную
внешность. Его длинный нос ящерицей наползал на большой пухлогубый рот. Волосы
цвета коксуйского подсолнуха обступали голову с флангов, оставляя ранней
залысине пространство для маневра. Роста и образования он был среднего, а из
физических недостатков имел унаследованную от деда булькающую картавость.
Характером Муля пошел в мать, то есть был добр, близорук, тих, восприимчив к
окружающей среде. Он всегда ходил на поводу у обстоятельств, подпрыгивал, когда
требовалось, и приседал, если было необходимо. Мулина гражданская позиция
заключалась в том, что он знал свое место. А других мест не знал. 6.
Перестройка До сих пор неизвестно, где бабушка
Фрида купила это мясо. Но фрикадельки были съедены, и Муля загремел в больницу
с грандиозным поносом. Единственная коксуйская больница под номером почему-то
седьмым специализировалась исключительно на запорах. Но Муле на удивление
медперсонала через две недели удалось выжить. За это его сразу же выписали,
наградив на прощание большой оранжевой клизмой с надписью "В здоровом теле
здоровый дух". Ярким весенним днем, припадая, как
воробей, на правую ногу, очищенный и обновленный Муля вышел из больницы на
свежий воздух. Вышел и понял: наступила перестройка. В юности Муля работал по сапожному
делу. Тачал коксуйцам обувку, баловал пижонов стальными набойками на подошвы, а
косолапым шахтерским женам прилаживал свернутые каблуки. Во времена советского
ширпотреба в мулин подвал на углу улиц Советской и Социалистической, бывало,
выстраивалась очередь. Даже начальник городской милиции подполковник Ефрем Кулебякин
доверял Муле время от времени свои парадные хромовые сапоги. - Ты хоть и касмапалит,
Хершенгейм, - говорил он, входя без очереди, - а дело знаешь туго. Муля не обижался, хотя фамилия его
была Киршенбойм. Чтобы не выглядеть смешным, Муля Виктюков носил девичью
фамилию матери. Сначала ему было немножко стыдно, но потом стало все равно. А
когда дедушка Иоанн скончался в забое от воспаления простаты, Муля уже носил
его фамилию по привычке. Как трусы или очки. - Я тябе грамату выдам за
камсамольскую тваю работу, - продолжал подполковник. - Будешь у меня пачетным
чакистом. Ефрема Кулебякина знали и любили
все. В Коксуйске было много дураков, но в погонах он был единственный. Горожане
относились к нему с нежностью. Как к уникальному экземпляру, выведенному путем
долгой научной селекции. И хотя Кулебякин иногда грозился пересажать в кутузку
весь город (и частично выполнял свои угрозы), ему прощали. Он был, в сущности,
душевный малый. Хотя, конечно, совсем без мозгов. 8.
Лера Мулина жена Лера не хотела рожать.
Все остальное хотела, а рожать - ни в какую. Муля обижался. - На меня уже косо смотрят, - ныл
он по ночам. - Подозревают, что я не способен. Ну, Лерчик, чего тебе стоит!
Тебе ж родить, что мне чихнуть. Вон какой у тебя таз широкий... - А ты в мой таз не вмешивайся! -
реагировала чувственная Лера. - В нем нету места твоим интересам. Ты, Санчик,
дурак. Зачем тебе дитятя? Чтобы жизнь пошла наперекосяк? Чтобы на личную нужду
времени не оставалось? Надо жить в удовольствие, кайф ловить, понял! Живешь?
Радуешься? И живи! В общем, делай со мной, что хочешь, а рожать я тебе не буду. И Санчик делал с Лерчиком что
хотел. Но на перспективу не надеялся. 9. Новые времена С наступлением новых времен Муля
подался в мелкий бизнес. Торговал пылесосами и кроссовками, подторговывал
нижним бельем, менял деньжата. Под шиферной крышей его фирмы вечно крутились
какие-то темные личности, пугая мамашу Анну Иоанновну и бабушку Фриду не
столько внешним видом, сколько содержанием. - Нашего Мулю окружают чудовища, -
говорила мать. - Разве можно так грязно материться по радиотелефону? - За что боролись, ежкин клеш! -
взывала бабушка Фрида к небесам. - Вовремя Ваня умер... Молодец! 10. Золотые часики
(окончание) Через неделю после развода мулиных
родителей какой-то псих постучал в квартиру и вручил дедушке бабушкины часики.
Сказал, что нашел в траве. - А откуда вы узнали, что это
наши? - поинтересовался дотошный дедушка Иоанн. - А я обошел все квартиры вашего
дома, и все отказались признать эти часики своими. А вы признали. - Врет он все, - сказал дедушка,
когда этот ненормальный ушел. - Да ни один идиот не отказался бы признать эту
вещичку своей! Не по-шахтерски это. А когда перед самым отъездом
бабушка Фрида решила загнать часики, выяснилось, что они вовсе не золотые, а
железные. Бабушка снова рухнула в обморок, но на этот раз только для виду. [к оглавлению "Другая проза"] [ к странице 2 ]
|
|
2007 © Copyright by Eugeny Selts. All rights reserved.
Все права на размещенные на этом сайте тексты
принадлежат Евгению Сельцу. По вопросам перепечатки обращаться к автору
Produced 2007 © by Leonid Dorfman