страница [1] [3] [4] [5]

 

 

 

 

 

 

 

[2]

11. Муля (продолжение)

Воспитание Муля получил добротное, основательное. Иногда было больно, но зато поучительно. Он знал цену копейке, не говоря уже про рубль или про десять рублей. В самые смутные времена в мулиной квартире было все необходимое. И даже немножко больше. Дед Иоанн до смутных времен не дожил, а то бы порадовался за внука и взял бы свои слова про урода обратно. Хотя бабушка Фрида на этот предмет имела особое мнение.

12. Как-то раз

Как-то раз Виктор Викторович Виктюков репатриировался в Израиль. Он пожил там, пожил, да и пригласил к себе Мулю. В гости. Бабушка Фрида была против, но Муля поехал.

Папаша Виктюков встретил сына грустной улыбкой и сразу же начал показывать Израиль.

- Вот, Саша, смотри, - сказал он, разводя руками. - Это - Израиль.

Муля посмотрел, и они поехали к Виктюкову пить водку.

13. Отец и сын

В Израиле Муле понравилось больше, чем дома. Но он ощутил оторванность.

- Вот и я ощущаю оторванность, сынок, - говорил ему интеллигентный папаша Виктюков. - Даже деда твоего придурковатого иногда вспоминаю с нежностью.

- А ты возвращайся, - советовал рассудительный Муля. - Я тебя в кооператив пристрою, накладные оформлять научу. Станешь человеком...

- Поздно мне становится человеком, Саша, - вздыхал Виктюков. - Чуждо мне все человеческое...

"Ну и дурак", - думал Муля.

14. В.В.Виктюков

Особенных чувств к отцу Муля не питал. Разве что жалость. Виктор Викторович вообще был жалкий человек. Из высшего он имел только образование. В его дипломе об окончании Коксуйкого педагогического института была записано, что он, В.В.Виктюков, может использоваться в качестве воспитателя-наставника в начальной школе. Но для гордости этой записью у мулиного папы не хватало характера. Его потребности (как и возможности) были намного ниже средних. Поэтому Виктор Викторович не особенно мучился, проживая свою воробьиную жизнь.

15. Блошиный рынок

Особенно понравился Муле блошиный рынок в городе Яффо. Там торговали всякой подержанной дрянью, а на дрянь у Мули всегда был нюх. На этом рынке он даже умудрился толкнуть леркины колготки, которые прихватил с собой в Израиль по ошибке. Ну и подарков, конечно, накупил кучу: матери - крокодиловый ридикюльчик, бабушке Фриде набор мельхиоровых ложек, а жене - клетчатый купальник, сделанный из крупной рыбацкой сети.

16. Отец и сын (окончание)

Виктор Викторович снимал маленькую комнату в тель-авивском районе Флорентин. Она находилась на шестом этаже пятиэтажного дома и представляла собой наспех сколоченный сарай (или, говоря по-коксуйски, стайку). Добра в этой комнатке было всего-ничего - табуретка, железная кровать времен британского мандата и старый холодильник "Минск", используемый в качестве тумбочки. Дверь выходила на крутую лестницу, ведущую вниз, а окно - на плоскую захламленную крышу. С крыши можно было вести круговой обзор. Но только выпивши. Потому что трезвого человека там, как правило, тошнило: не от высоты, а от глубины человеческого падения.

Днями отец и сын ходили по улицам, а вечерами пили водку, сидя на кровати. Снедь располагалась на табуретке. Бутылка стояла на полу.

- Я, батя, в тебя не врубаюсь, - говорил хозяйственный Муля, шинкуя огурец. - Ты никогда, бля, не жил по-людски, и сейчас не хочешь. Ну, чего тебе не хватало в Коксуйске? Сидел бы себе в своей школе, учил бы ублюдков истории, а в свободное время занимался бы делом...

- Эх, Саша, - отвечал захмелевший Виктюков. - Если бы у меня была семья, если бы твоя мама меня любила...

- Забудь ты про любовь! - перебивал крутой Муля. - Это все сопли! Надо жизнь делать, ежкин клеш, а не ждать, пока она сама сделается. Вот возьми, к примеру, меня. Я, бля, знаю, чего хочу. И рву себе задницу, чтобы добиться. Ты думаешь, я тут у тебя отдыхаю, водку, бля, пьянствую, воздух нюхаю, то, се?.. Хрена лысого! На самом деле я размышляю, какой бы бизнес закрутить через эту поездку. Понял? А ты сидишь на своей раскладушке кучей, и ничего в тебе не шевелится... Ну, давай, батя, замахнем еще по одной!

- Давай, - говорил Виктор Викторович. И они замахивали.

17. В общей сложности

В общей сложности Муля провел в Израиле три недели. Дважды он загорал на пляже, трижды приставал к стройным эфиопкам, один раз попал в больницу с грандиозным поносом, выпил неисчислимое количество пива и, оставив отцу сто долларов начального капиталу, отбыл восвояси.

18. Сюрприз

Дома Мулю ждал сюрприз. Его жена Лера в первую же ночь по возвращении мужа из Израиля объявила, что беременна. Муля приготовился было обрадоваться, да Лерка-паршивка все испортила, заявив, что беременна, кажется, не от него, не от Мули, а от его делового партнера по торговле нижним бельем Леонида Ульяновича Коготкова, бывшего директора угольного разреза "Сердце Ильича". Особенно поразило Мулю слово "кажется". Отлупив жену, Муля ушел спать в столовую, но заснуть не смог. Он ворочался до самого утра, жевал наволочку, чесался и хрюкал в бессильном бешенстве, проклиная курву Лерку самыми черными словами. К утру Муля успокоился и затих. Он даже легонько вздремнул и даже короткий сон посмотрел, будто сидит он на тель-авивской набережной в обнимку с беременной негритянкой, а у их ног в песке копошится шоколадного цвета карапуз.

- Тятя! Тятя! - кричит пацан. - Смотри, бля, какого бикараса я отловил!..

Муля смотрит на дитятю и видит, что рожей - ежкин клеш! - тот уловимо похож на Леонида Ульяновича Коготкова, на этого бикараса с "Сердца Ильича", на этого сукиного кота, масляную харю. А тут появляется откуда ни возьмись папаша Виктюков и протягивает Муле бабушкины золотые часики. Бери, дескать, презент, сынок, и помни...

19. В общем

В общем, Муля от Леркиной измены так и не оправился. Сначала думал заказать Коготкова, даже двести баксов обналичил и официальную заявку подал известному в городе киллеру Ваське Берендееву по прозвищу Сюртук. Но Сюртук в это время как раз избирался в депутаты и отказал.

- Не до мочева мне сейчас, корешок, - сказал он Муле. - Вот сбаллотируюсь, тогда подваливай...

А его личный референт - громила Жорик Почкун - оскорбительно уточнил:

- Если всех хахалей твоей Лерки перестрелять, у Сюртука, бля, избирателей не останется...

И почесал у себя в паху.

20. Тяга неодолимая

Поваландался Муля в родном Коксуйске еще с полгода, поторговал без всякого настроения, а потом враз пооборвал деловые связи, закрыл фирму на замок и решил воссоединиться со своим убогим папашей. Бабушка Фрида была против, а мать Анна Иоанновна неожиданно заявила, что ощущает неодолимую тягу к земле своих далеких предков, к их традициям и вере.

- Вот те крест, ощущаю тягу! - сказала она. - Аж под ложечкой посасывает!

- Какая тяга, Анюта! - возопила бабушка Фрида. - Какие предки, ежкин клеш! У твоего отца не было никаких предков, кроме Стаханова и Краткого курса! А твой Виктюков - мудозвон коксуйский! Рожу бы его остяцкую намылить! Какое, к чертям собачьим, яврейство?! Тоже мне, золотой желудь, ежкин клеш!..

И она стала причитать, то и дело поминая счастливого дедушку Иоанна Киршенбойма, который по устоявшейся стахановской традиции до семейного позора не дожил.

[ к странице 1 ][к оглавлению "Другая проза"] [ к странице 3]

 


2007 © Copyright by Eugeny Selts. All rights reserved.
Все права на размещенные на этом сайте тексты принадлежат Евгению Сельцу. По вопросам перепечатки обращаться к
автору

Produced 2007 © by Leonid Dorfman