повесть

[6]

Во время единственной нашей встречи мне показалось, что Вы чем-то удручены. Вы были благожелательны по инерции, данной Вам, очевидно, с рождения. Но в Ваших последних словах мне почудилась какая-то горечь. Нелли, Нелли!.. Все люди живут через порог от отчаяния. И разница между ними только в том, что некоторые не могут этого не понимать, а остальные - могут. Вы - из некоторых. Почему, Нелли?

Не потому ли, что Вам это отчаяние необходимо? Вы не представляете себе, до какой степени безысходность красит человека! Счастливые люди, как правило, уродливы. В лучшем случае глупы. Недаром современная статистика никогда не обращается к вопросу, кого в этом мире больше - счастливчиков или дураков: это ведь одно и то же. Но отчаяние... Знаете, будь я Великим инквизитором, я приказал бы сжечь книги всех романтиков. Это они решили, что безнадежно влюбленный мрачен. Это они наделили своих героев психикой сексуальных маньяков. Это они вдолбили в голову легкомысленному человечеству, что любовь должна быть взаимной, красота - беззаботной, а счастья все равно нет и не будет.

Женщины интуитивно понимают, что несчастье и безнадежность роковым образом одухотворяют их. И Вы - не исключение.

Иногда мне кажется, что умная женщина сознательно ищет утрат и, находя, равномерно наносит их на свое лицо, как тональный крем...

IV

Гин явился за две минуты сорок три секунды до полного отчаяния собутыльников. Через сорок три секунды литровая бутылка «Белого орла» обрела временное убежище в черном фибровом футляре - прямиком на клавиатуре аккордеона. А еще через две минуты старик-алжирец загородил свой пьяный шинок тяжелой стальной решеткой и сомкнул в ее центре гиперболических размеров чугунный замок.

- Вот вам самая откровенная модель железного занавеса, - сказал Гин.

Рихтер хихикнул. Глюк проверил застежки на футляре аккордеона, затем обернулся к друзьям:

- Ну что, погнали?

- Погнали, - сказал Гин.

- Только не очень быстро, - попросил Рихтер. - Торопиться некуда: моя Леонидка отбыла на семинар с Мишкой Резником...

- И презервативом, - сказал Глюк.

- Что, в сущности, одно и то же, - добавил Гин, и они пошли с перекрестка улиц двух баронов в сторону бульвара имени какого-то Соломона. Возможно - царя.

- Как дела, братцы? - спросил Гин, закуривая. - У меня - не очень веселые.

- Что случилось? - в один голос отозвались Рихтер с Глюком.

- Что и должно было случиться.

- Спасибо, аист, спасибо, птица... - пропел Глюк.

- Надеюсь, это не СПИД? - спросил Рихтер. Его голос озабоченно задрожал. - Леонида где-то прочитала, что СПИД может передаваться воздушно-капельным путем. Я вчера уже сдал кровь, чтобы провериться. Представляете, чихнула в автобусе какая-нибудь проститутка, и на тебе - иммунодефицит...

Последние слова Рихтера потонули в не приличествующем наступающей субботе хохоте.

- Нет, дружок, - сказал, задыхаясь, Гин. - Это - не СПИД. Хотя идея давно уже носилась в воздухе. Возможно, что и в форме капель...

- Ну не томи, - Глюк переложил аккордеон из одной руки в другую, чтобы идти поближе к Гину.

- Ее зовут Нелли...

- Все ясно, - разочарованно сказал Глюк и произвел с футляром обратную операцию.

- Прекрасное имя, - заявил Рихтер. - Мою троюродную сестру тоже зовут Нелли. Она парикмахер. Ты же видел ее, Ефрем? Помнишь?

- Помню, - буркнул Глюк с таким видом, будто его уличили в лжесвидетельстве. Парикмахеров он не любил.

- Ладно, - сказал Гин. - Отложим откровения до четвертой рюмки. Что у нас со снедью?

- Картошка, огурцы, селедка, лук, хлеб... - отрапортовал Глюк.

- Откуда селедка?

- Из моря, вестимо... - Глюк сделал паузу, а затем несколько чопорно произнес: - Так, подарила одна дурочка баночку...

- С такой царской закусью литра нам, пожалуй, не хватит, - задумчиво сказал Гин.

- Будет хлеб, будет и песня, - сказал Глюк и, передав драгоценный футляр Рихтеру, полез в карман за ключами.

- Знаешь, Мартин, - Рихтер поставил аккордеон на тротуар и, пока Глюк возился с замком, очевидно, решил начать серьезный разговор. - Твоя последняя статья об Эмерсоне затронула меня за живое.

- На тебе уже живого места нет, - ответил Гин. - Все перетроганы моими статьями.

Рихтер, надо сказать, обожал литературные работы Гина. В другом случае такое обожание показалось бы Гину неискренним, но Рихтер, как жена Цезаря, был вне всяких подозрений. Надо было иметь сердце законченного мизантропа, чтобы усмотреть в его открытом и задушевном характере склонность к лести, двуличию, обману.

[к странице 5]  [к странице 7]