страница [2] [3] [4] [5]

[1]

В первое утро каждого года, просыпаясь на старой кушетке, он с горьким удивлением обнаруживал, что жизнь продолжается. Поначалу этот печальный факт вселял в него ощущение некой новизны, но со временем стал раздражать. Жизнь была однообразна, и выдавливать из нее развлечения с каждым годом становилось все скучнее.

Ленину снились кошмары. Снилась женщина с круглым лицом и большими - навыкате - глазами. Она открывала губастый овальный рот ископаемой рыбы, шевелила длинными прозрачными усами и пыталась заглотать Ленина целиком. Снился огромный речной рак, скользкий и мерзкий. Он неуклюже пятился, рискуя раздавить чугунной клешней крошечную плетеную колыбельку, в которой лежал маленький Ленин. Снился дворник-татарин с фиолетовыми усами. Он замахивался тяжелой метлой на каждого прохожего и рычал по-медвежьи. Снилась революция. Одетая в лохмотья, она выходила из темной подворотни и гнусно улыбалась, скаля гнилые зубы. Она зазывала богатых клиентов, но все от нее шарахались, как от чумы. И Ленин шарахался первым. Снился пирожок из заварного теста с сырным кремом. Ленин хотел съесть его, но стеснялся Бетховена. Автор "Торжественной мессы" грозил Ленину скрюченным пальцем, с плебейским чавканьем поедал лакомый пирожок и вытирал жирные ладони о патлы своих волос. Снился академик Глазенап, который укладывал Ленина на кушетку и накрывал его прозрачным стеклянным колпаком. Ленин задыхался и терял дар речи, а академик призывал своих апостолов и они дружно хохотали, тыча в агонизирующего вождя выпуклыми линзами микроскопов.

В общем, Ленину снилась объективная реальность. Чего никак нельзя было сказать об Эйнштейне, Винере, Фрейде и Михе Смолкине по прозвищу "Чай".

Миха не любил ничего объективного. В своих снах он разгуливал обнаженный по зеленому лужку, собирал веселенькие цветочки, взасос целовался с Хлоей и пускал радужные мыльные пузыри из самодельной бумажной трубочки. Во сне Миха был настолько раскрепощен и расслаблен, что порою оконфуживался, орошая свою простыню отнюдь не божественной росой.

Прозвище он получил по наследству. Его отец Исраэль Самюэлевич Смолкин был профессиональным дегустатором чая, обслуживал сразу несколько заводов Высоцкого. В их семье, состоявшей из мамы, папы и троих детей, только чай считался напитком, достойным культурного человека. Чаепитие было чем-то вроде священного обряда. Опаздывать к вечернему чаю категорически запрещалось. Не признавались ликеры и коньяки. Кофе считался ядом. Изредка, по большим праздникам и к определенным сортам чая допускался лимон. Овсяное печенье было единственным непременным атрибутом чайного стола.

Не успел Миха познакомиться с Лениным, как между ними возникли принципиальные разногласия. ("Разногласия в подходах к реализации права на жизнедеятельность организма, батенька"). Что, собственно, и сделало их большими друзьями. Ленин обожал темное пиво, Миха признавал только чай. Ленин то и дело употреблял в разговоре слово "говно". Миха старался обходиться "бякой". Ленин любил покуражиться, все время задирался. Миха избегал ссор и спешил признать свое поражение задолго до первой оплеухи. Ленин был падок на женщин, называл их булками с дырками. Миха до самой своей женитьбы оставался девственником. Ленин сорил деньгами, Миха экономил. Ленин парился в бане, Миха мочился в постель.

Но в целом оба они были людьми положительными и законопослушными. Особенно Миха.

Их знакомство состоялось на высокогорном курорте в Швейцарии. Ленин скрывался там от очередной "булки с дыркой", которой, по его же словам, "случайно заделал верного ленинца". А Миха приехал со старшей сестрой Инессой на каникулы. Встретились они в баре. Брат и сестра подсели к спортивного вида лысоватому крепышу с хитрыми глазами и маленькой бородкой. Он допивал третью бутылку темного пива, закусывая круто посоленным черным хлебом. Смолкины заказали два стакана чая "Флоризель" и пачку овсяного печенья. Ленин хихикнул. Миха вздрогнул. Ленин икнул. Инесса фыркнула и оглянулась, куда бы пересесть. Ленин попросил прощения и одарил Инессу таким витиеватым комплиментом, что Михе сначала стало очень стыдно, а затем мучительно захотелось поцеловать Хлою в живот.

[к оглавлению "Другая проза"] [ к странице 2 ]